Через двадцать или тридцать лет
Стану я, наверно, лыс и сед.
Вот и встанет тогда передо мной
Вопрос о женитьбе моей роковой.
Всю жизнь врачуя,
Как больного, болеющего грыжей,
В тот миг ужасный полечу я
В объятия бесстыжей.
Уж гроб, пронзительно летая,
Вокруг меня жужжит всю ночь,
Уж пальцев судорожных стая
Свое перо прогонит прочь;
И, убелясь своей сединой,
Я буду двигать челюстью ослиной
И над кроваткою шептать:
"О милая, быть может, спать
Пора". И вот перстом дрожащим
С табачным желтым ноготком
Я проберусь по ножке восходящей
И, заливаясь хохотком,
Два мерзкие бесстыдные словечка
Шепну в ушко. Застонет свечка,
Застонет юность, обернувшись вспять,
Застонет теплая квадратная кровать,
И под костлявым стариковским тазом
Две хари на стене причмокнут разом.
Комментарии