К Воейкову

Добро пожаловать, певец, Товарищ-друг, хотя и льстец, В смиренную обитель брата; Поставь в мой угол посох свой И умиленною мольбой Почти домашнего Пената. Садись — вот кубок! в честь друзьям! И сладкому воспоминанью, И благотворному свиданью, И нас хранившим небесам! Ты был под знаменами славы; Ты видел, друг, следы кровавы На Русь нахлынувших врагов, Их казнь и ужас их побега; Ты, строя свой бивак из снега, Себя смиренью научал И, хлеб водою запивая, «Хвала, умеренность златая!»- С певцом Тибурским восклицал. Ты видел Азии пределы; Ты зрел ордынцев лютых край И лишь обломки обгорелы Там, где стоял Шери-Сарай, Батыя древняя обитель; Задумчивый развалин зритель, Во днях минувших созерцал Ты настоящего картину И в них ужасную судьбину Батыя новых дней читал. В Сарепте зрелище иное: Там братство христиан простое Бесстрастием ограждено От вредных сердцу заблуждений, От милых сердцу наслаждений. Там вечно то же и одно; Всему свой час: труду, безделью; И легкокрылому веселью Порядок крылья там сковал. Там, видя счастие в покое, Ты все восторги отдавал За нестрадание святое; Ты зрел, как в тишине семей, Хранимы сердцем матерей, Там девы простотой счастливы, А юноши трудолюбивы От бурных спасены страстей Рукой занятия целебной; Ты зрел, как, вшедши в Божий храм, Они смиренно к небесам Возводят взор с мольбой хвалебной И служат сердцем божеству, Отринув мрак предрассужденья… Что уподобим торжеству, Которым чудо искупленья Они в восторге веры чтут?.. Все тихо… полночь… нет движенья… И в трепете благоговенья Все братья той минуты ждут, Когда им звон-благовеститель Провозгласит: воскрес Спаситель!.. И вдруг… во мгле… средь тишины, Как будто с горней вышины С трубою ангел-пробудитель, Нисходит глас… алтарь горит, И братья пали на колени, И гимн торжественный гремит, И се, идут в усопших сени, О, сердце трогающий вид! Под тенью тополей, ветвистых Берез, дубов и шелковиц, Между тюльпанов, роз душистых Ряды являются гробниц: Здесь старцев, там детей могила, Там юношей, там дев младых — И Вера подле пепла их Надежды факел воспалила… Идут к возлюбленных гробам С отрадной вестью воскресенья; И все — отверзтый светлый храм, Где, мнится, тайна искупленья Свершается в сей самый час, Торжественный поющих глас, И братии на гробах лобзанье (Принесших им воспоминанье И жертву умиленных слез), И тихое гробов молчанье, И соприсутственных небес Незримое с землей слиянье — Все живо, полно божества; И верных братии торжества Свидетели, из тайной сени Исходят дружеские тени, И их преображенный вид На сладку песнь: «Воскрес спаситель…» Сердцам «воистину» гласит, И самый гроб их говорит: Воскреснем! жив наш искупитель!- И сей оставивши предел, Ты зрел, как Терек в быстром беге Меж виноградников шумел, Где часто, притаясь на бреге, Чеченец иль черкес сидел Под буркой, с гибельным арканом; И вдалеке перед тобой, Одеты голубым туманом, Гора вздымалась над горой, И в сонме их гигант седой, Как туча, Эльборус двуглавый. Ужасною и величавой Там все блистает красотой: Утесов мшистые громады, Бегущи с ревом водопады Во мрак пучин с гранитных скал; Леса, которых сна от века Ни стук секир, ни человека Веселый глас не возмущал, В которых сумрачные сени Еще луч дневный не проник, Где изредка одни олени, Орла послышав грозный крик, Теснясь в толпу, шумят ветвями И козы легкими ногами Перебегают по скалам. Там все является очам Великолепие творенья! Но там — среди уединенья Долин, таящихся в горах,- Гнездятся и балкар, и бах, И абазех, и камукинец, И карбулак, и абазинец, И чечереец, и шапсук: Пищаль, кольчуга, сабля, лук И конь — соратник быстроногий Их и сокровища и боги; Как серны, скачут по горам, Бросают смерть из-за утеса; Или, по топким берегам, В траве высокой, в чаще леса Рассыпавшись, добычи ждут. Скалы свободы их приют; Но дни в аулах их бредут На костылях угрюмой лени; Там жизнь их — сон; стеснясь в кружок И в братский с табаком горшок Вонзивши чубуки, как тени В дыму клубящемся сидят И об убийствах говорят Иль хвалят меткие пищали, Из коих деды их стреляли; Иль сабли на кремнях острят, Готовясь на убийства новы. Ты видел Дона берега; Ты зрел, как он поил шелковы Необозримые луга, Одушевленны табунами; Ты зред, как тихими водами Меж виноградными садами Он, зеленея, протекал И ясной влагой отражал Брега, покрытые стадами, Ряды стеснившихся стругов И на склонении холмов Донских богатырей станицы; Ты часто слушал, как певицы Родимый прославляют Дон, Спокойствие станиц счастливых, Вождей и коней их ретивых; С смиреньем отдал ты поклон Жилищу Вихря-атамана И из заветного стакана Его здоровье на Цимле Пил, окруженный стариками, И витязи под сединами Соотчичам в чужой земле «Ура!» кричали за тобою. Теперь ты случая рукою В обитель брата приведен, С ним вспомнишь призраки златые Невозвратимых тех времен, Когда мы — гости молодые У милой Жизни на пиру — Из полной чаши радость пили И счастье наше! говорили В своем пророческом жару… Мой друг, пророчество прелестно! Когда же сбудется оно! Еще вдали и неизвестно Все то, что нам здесь суждено… А время мчится без возврата, И жизнь-изменница за ним; Один уходим за другим; Друг, оглянись… еще нет брата, Час от часу пустее свет; Пустей дорога перед нами. Но так и быть!.. здесь твой поэт С смиренной музою, с друзьями В смиренном уголке живет И у моря погоды ждет. И ты, мой друг, чтобы мечтою Грядущее развеселить, Спешишь волшебных струн игрою В нем спящий гений пробудить; И очарованный тобою, Как за прозрачной пеленою, Я вижу древни чудеса: Вот наше солнышко-краса Владимир-князь с богатырями; Вот Днепр кипит между скалами; Вот златоверхий Киев-град; И бусурманов тьмы, как пруги, Вокруг зубчатых стен кипят; Сверкают шлемы и кольчуги; От кликов, топота коней, От стука палиц, свиста пращей Далеко слышен гул дрожащий; Вот, дивной облечен броней, Добрыня, богатырь могучий, И конь его Златокопыт; Чрез степи и леса дремучи Не скачет витязь, а летит, Громя Зилантов, и Полканов, И ведьм, и чуд, и великанов; И втайне девица-краса За дальни степи и леса Вослед ему летит душою; Склоняся на руку главою, На путь из терема глядит И так в раздумье говорит: «О ветер, ветер! что ты вьешься? Ты не от милого несешься, Ты не принес веселья мне; Играй с касаткой в вышине, По поднебесью с облаками, По синю морю с кораблями — Стрелу пернатую отвей От друга — радости моей». Краса-девица ноет, плачет; А друг по долам, холмам скачет, Летя за тридевять земель; Ему сыра земля постель; Возглавье щит; ночлег дубрава; Там бьется с бабою-ягой; Там из ручья с живой водой, Под стражей змея шестиглава, Кувшином черпает златым; Там машет дубом перед ним Косматый людоед Дубыня; Там заслоняет путь Горыня; И вот внезапно занесен В жилище чародеев он; Пред ним чернеет лес ужасный! Сияет блеск вдали прекрасный; Чем ближе он — тем дале свет; То тяжкий филина полет, То вранов раздается рокот; То слышится русалки хохот; То вдруг из-за седого пня Выходит леший козлоногий; И вдруг стоят пред ним чертоги, Как будто слиты из огня — Дворец волшебный царь-девицы; Красою белые колпицы, Двенадцать дев к нему идут И песнь приветствия поют; И он… Но что? куда мечтами Я залетел тебе вослед — Ты чародей, а не поэт; Ты всемогущими струнами Мой падший гений оживил… И кто, скажи мне, научил Тебя предречь осмью стихами В сей книге с белыми листами Весь сокровенный жребий мой? Признаться ли?.. Смотрю с тоской, С волнением непобедимым На белые сии листы, И мнится, перстом невидимым Свои невидимы черты На них Судьба уж написала. Что б ни было… сей дар тебе Отныне дружба завещала; Она твоя… молись Судьбе, Чтоб в ней наполнились страницы. Когда, мой друг, тебе я сам Ее в веселый час подам И ты прочтешь в ней небылицы, За быль рассказанные мной, То знай, что счастлив жребий мой, Что под надзором провиденья, Питаясь жизнью в тишине, Вблизи всего, что мило мне, Я на крылах воображенья, Веселый здесь, в тот мир летал И что меня не покидал Мой верный ангел вдохновенья… Но, друг, быть может… как узнать?. Она останется пустая, И некогда рука чужая Тебе должна ее отдать В святой залог воспоминанья, Увы! и в знак, что в жизни сей Милейшие души моей Не совершилися желанья. Прими ее… и пожалей.