У берегов озера Коцит

Не узнаешь, кто тебя мертвого будет трогать, Не увидишь руки, прикрывающей взгляд, Не услышишь шёпота Дьявола, песню Бога, Потому что за гробом — Закрытым, тяжёлым гробом, Как глухие и пьяные, люди спят. "Со сковородки жизни в огонь чистилища", — так говорила книжная дама; "В пекло смерти", — так надеялась пьяная я, "В ледяное столетнее горе", — рубила седая мама, "Прямиком на Девятый Круг", — говорил Судья. Холодно. Озеро мёрзлое, белое и глубокое — До костей пробирает, до горячего сердца трогает; Там Иуда Искариот ежедневно тонет, Там Кассий отмывает кровавую римскую тогу, Там уже вечность купаюсь я. Бескровное синее тело... (Моё? Мать не верит. Значит, другое?) "Бескровное синее тело Без крова, без сил и без дела Слонялось по аду". Слов много, но мало Правды. Бескровное синее тело. Но чьё? Неправда. Не верит. (Не верь ни мне, ни Господу, ни Смерти: Хочешь жить — обманывайся вечность) Холодно. Слышишь, Антей, наруби-ка дров, Вы, великаны, ведь тоже мёрзнете? Бросим в костёр деревянный столб, Тот, что с ГолгОфы; того, что вздёрнули. Вечность морозимся, вечность каемся, Ради чего? Смертью чужой греха не отмоешь. Смертью своей? Я..не знаю. Я, Навсикая, Я, сама статика, я это Правда, я Бог и я смерть, и я ложь. Не узнаешь, кто тебя мертвого будет трогать, Не увидишь, как тяжелеет взгляд, Потому что за гробом — Закрытым, тяжёлым гробом, Как глухие и пьяные, люди спят. ... Вернувшись домой, я теперь не найду двери, Вижу: там черви в окнах, лезут из-под земли, Вернувшись домой, я теперь не узнаю мать — Бескровному синему телу столетия спать.