Жанна

Визг металла плавит призрачный воздух Смерть на войне - это ведь просто? *** "Иди в эту страшную, грозную битву, Ты будешь гореть...но молчи на костре. И помни верные слова молитвы: Gloire a sainte vierge guerriere!" И снова голос...И снова он льётся и не даёт покоя. И снова голос...предвещает мне страшную смерть. Неужели совсем не на грозном поле славного боя Мне придёт пора принять поражение...и сгореть? Снять осаду с Орлеана голос мне велит, Дофина - на трон, захватчиков - из королевства. Неужели в целом мире мечей и грозных битв, Некому найти от бед этих верное средство? Как страшно. Как страшно горят глаза теней! Как страшно тянутся их белые мокрые руки! И голос всё слышится мне во мраке ночей, И голос этот страшнее мне всякой муки... "Боже, я не для себя прошу! Дай же мне силы... Не дай закричать! дай мне выдержать боль За Францию! ныне герои её слабовольны и хилы, И я приму свой венец и диктованную роль. Да! Я приму. Да! Я пойду. В страшную, грозную битву. Я буду гореть. Я буду молчать на страшном костре. Я буду помнить слова последней молитвы. Буду шептать: "Gloire a sainte vierge guerriere!" Меч тяжелеет в ослабелой руке. Ещё не конец! Но смерть так близка. И кажется мне, что глаза Костлявой, коварной стихии смотрят в глубь сердец, И видят, как в них цветёт в безмолвии бирюза. Город встречает пением яростных сил и бранью Орлеанскую Деву, что по воле небесных молитв... А теперь уже что? Ересью названа сила в славном Руане И теперь в упрёки идут подвиги пройденных битв. И король не сделал ничего. И подлость ядом уже налилась. И едва укрытое от чужих лиц торжество... "Она призналась! Она отреклась" И трижды имя Бога прозвучало. Рыдает сумасбродная толпа. И голос ещё будто пеплом звучит на догорелом костре... А в душах толпы поднимается страшной силой борьба И слова повторяет: "Gloire a sainte vierge guerriere!"