Дивлюсь всегда тому счастливцу

Дивлюсь всегда тому счастливцу, Который, чуждый всех забот, Как подобает горделивцу, Самоуверенно живет. Случайной жизнью, как хозяин, — Распоряжаться он привык, Нет для него в ней темных тайн, Что ставят часто нас в тупик. Он книгу жизни вскользь толкует, Всё в ней ему как _б-а — ба_; Он словно сам ее диктует, И пишет набело судьба. Нет места в нем раздумью, горю, Нет места внутренней борьбе, Пловец, он доверяет морю, А пуще верит сам себе. Идет вперед, отвагой полный, Надменно выдвигая грудь, А жизнь — уступчивые волны, Пред ним широкий, гладкий путь. Мудрец он, зоркий и глубокой? Нахал ли, путник ли слепой, Который с крутизны высокой Не чует бездны под собой? В недоуменье пребываю: Благоговеть ли перед ним Иль сожалеть о нем? Не знаю, Мне сей вопрос неразрешим. Но как различны в нас понятья, Наш взгляд на жизнь и взгляд его: Мы ощупью, меньшая братья, Впотьмах бредем, страшась всего. Что шаг — в виду Харибды, Сциллы, Что шаг — Иракловы столбы; Всегда под роковою силой Мы внешних случаев рабы. Вот хоть бы я: давно и даже Давно за срок и зауряд С житейской лямкой я на страже, А всё же я плохой солдат. И виноград и лавр мне зелен; Не раз прострелен был насквозь, А всё еще я не обстрелян И не привык твердить: небось. Напротив, в скуке обоюдной, В кругу безвыходном верчусь И в вечной распре с жизнью трудной Боюсь себя, ее боюсь. При ясном дне тревогой тайной Я чую в небе облака, Мне в каждой радости случайной Грозит зародышем тоска.