СТИХИ (2001--2021) Алексей Борычев

Зазвенело в воздухе… Зазвенело в воздухе. Замелькало в чаще. Бросило под ноги мне мокрые ключи. День был – помню – солнечный. Солнечно-хрустящий! И хрустели по лесам хрупкие лучи. Замерцала тишина. Замелькала листьями. По волнам ветров плыла, и молчала так, Что погибшая весна воскресала мыслями В рыхлой памяти моей, праздником блестя. Говорлива и смела, оживала молодость. На мгновение, на час… Сквозняком берёз Напоила пустоту, душною от голода, И приснилась облакам высверками гроз. Ты чего же, синева, всё такая мутная… Конь осенний по тебе быстро проскакал, И поднял седую пыль поздними минутами, Погрузив в прощальный дым погрустневший зал. Не хватало... Ледяной стрелой летящей По охрипшей тьме времён, Кристаллического счастья Он разбил седой полон. Разметавшиеся искры Ошалевшего огня, Обращались в капли, быстро В темень падая, звеня. И во тьме времён так чётко Обозначился июль, Ели с вычищенной чёлкой, Зоркий взгляд лесных косуль, Речки сонное дыханье, Скрип осей земных пространств, Колебанье, колыханье Дыма дальнего костра, Чьё-то пенье и шептанье, Приближенье влажных губ, И улыбка тихой тайны, И прощанье, и испуг… Слёзы, стоны, и усталый Кашель космоса глухой. Но чего-то не хватало… Не хватало нас с тобой! Сентябрьские струи тягучи... Сентябрьские струи тягучи. Сентябрьские блёклы огни. Привязаны тяжкие тучи К земле. Их возьми, потяни За нити дождей бесконечных, За - в темень ушедший - июль... На солнца еловый подсвечник Смотри через дремлющий тюль... И первых снегов телеграммы Душой близорукой читай. Ни слова, ни мига, ни грамма Не стоят ни ад и ни рай! И жизни жидкая смола… И жизни жидкая смола, И лава липкая фантазий – Затвердевают без тепла Всего одной холодной фразы. И на поверхности – круги, И в глубине – водовороты… Кому кричат: быстрей беги, Тот падает на повороте. Весны вселенская слеза И смех раскованного лета… Ни показать, ни рассказать О чём-то сил у жизни нету! Времён холодных полынья, В которой блещет око смерти, Искрит печалью для меня, Как капля клея на конверте. Незамечаемых примет Звучат надломленные ноты… Как тонок предрассветный свет, Стекающий во тьму дремоты! И шпили вящей пустоты Так непростительно похожи На иглы, что вонзаешь ты Седой судьбе моей под кожу. Неторопливый тонкий свет Колючего лесного утра Похож на прошлых дней привет, Тех дней, что мы забыли мудро… Цена всему – пятак мечты, Да грош поломанного счастья. Все вещи кажутся просты… Когда развалятся на части! Качаются ветки... Качаются ветки. Леса убегают Листвою осенней на север, на север… По солнечной сказке ступает нагая Брусничная осень, печали посеяв Лучами на нитях седых паутинок, Ознобом осин под свистящие звуки И рябью озёр, беспокойством утиным, Законами скучной осенней науки… И движется поезд товарного неба До станции «яркое снежное утро». Так жалко чего-то!.. Так странно, так немо Стекают дождями земные минуты! И время, оно, будто капля на ветке, Блистает неярко, блистает прощально… И рыбой туманной в берёзовой сетке Запуталось солнце, легко и печально… Провалы Серёжкин день. Все в инее серёжки Серёжкиных берёз... серёжкин день!.. Серёже даже солнце строит рожки, И кажет кукиш снеговая тень. Ты кто, Серёжа?.. кто же ты, Серёжа?.. Молчат, сопят уснувшие снега. И я молчу... мне стягивают кожу Морозный ветер, зимняя пурга! ...По кокону времён червяк удачи Ползет несмело (может быть, издох...). Воронка памяти черна, всё глубже прячет Серёж, Наташ, ещё кого-то... О-о-ох!.. Цветы осенних дней... Цветы осенних дней в тоске моей цветут. Цветы осенних дней печалью поливаю. Как тих и молчалив страстей моих приют! В нём бабочка весны едва-едва живая. Не погибай, прошу, побудь ещё со мной В кружении ночей пыльцою млечной, звёздной! Под солнцем ноября полёт окончишь свой, Лучом падёшь с небес, холодным, жёлтым, поздним. Но бликом на снегу – я знаю – прорастёшь, Холодной искрой дня бессмысленно-пунцовой… И будет снежный день так дьявольски хорош, Что ярко мне солжёт: «Ты будешь счастлив снова!» Цветы осенних дней увянут и уснут. Смежат в янтарных снах уставшие глазёнки, И будет пеленать декабрьских дней уют Озябшую судьбу забвеньем снежным, тонким. Вопрос к зиме В рыдающей пустоте Молчания твоего – Ни ворона на кресте, Ни голубя… ничего! Скажи, почему слова Твои так скупы, бедны, Что кружится голова От мраморной тишины, От грусти твоих снегов, От света твоих небес, От скрипа моих шагов, Неспешно ведущих в лес?.. Два эха… Два эха живут в параллельных мирах: Рыданье былого, насмешка грядущего… Как некий нелепый неясный мираж – Владыка судеб и скопление душ его – Виднеются розовым облаком там, Где Бог никогда не живёт по углам... Два мира, две крайности, две полыньи. В какую из них ты провалишься?.. Каждому – Секунды былого, грядущего дни – Тождественны плахе, проклятию страшному, Поскольку былое страшит пустотой, Грядущее – к смерти влекущей мечтой. Два эха зеркальных и две полыньи. Два леса, два дома, две боли, две радости. И в них паутиной тоски вплетены Искристые зори, стоцветные радуги: Мерцает и льётся загадочный свет На сумрак прошедших и будущих лет. Но в сумраке этом заметны едва Останки былого и знаки грядущего. Бессильны заклятья, бессильны слова, Летящие в спину в бессмертье идущего, Где эхо, живущее в мире одном, Сливается с эхом в пространстве другом! Осенняя тишина Лесов осенний хрусталь разбит на хрупкие блики. Пролиты вина времён на скатерть звонких пространств. Ты слышишь, как тишина ступает по гулким плитам Ступеней моей судьбы! Как поступь её остра! Как пряди её волос – увядшие рано зори – Чуть дымисто и легко блестят на сырых ветрах. Она, будто сноп лучей, колеблющихся в лазори, До боли бела, бледна, печали моей сестра. Красива?.. Но что с того, когда, красоты той ярче, В очах у неё – цветы, в устах у неё – весна, В которой смеётся вдаль счастливый и скромный мальчик. А даль высока, чиста, не мглиста и не грустна!.. Поблёкшие времена... просторы давно размыты... И осень горчит давно, нахальна, тверда, смела. Осеннею тишиной – я стал для тебя – забытый. А может, лишь тишиной - и ты для меня была… Яблоки и зяблики Расстояния – кораблики Вдоль по времени плывут. И поют на липах зяблики, Дополняя наш уют. Колесо очарования В этом мае так блестит, Что и лёжа на диване я – Счастлив, и лишён обид… Без обид, моя хорошая, Хоть и знаю, что предашь, И что буду огорошен я, Не кляну тебя… Мираж Этот вскорости рассеется, И не будет ни-че-го. В новом мире мы поселимся Без страстей и без тревог! Станем мы с тобою липами. Или яблонями. Пусть. И слезами или всхлипами Будем слышать чью-то грусть. А пока – волнуй, беси меня, Изменяй и уходи, Чтобы от таблички с именем После ёкнуло в груди У того, кто будет зябликов В колокольный слушать час, И, надкусывая яблоко, Вдруг подумает о нас! – Тех, кто веселились, плакали. Но прошли десятки лет, И на свете злом и лакомом Нас теперь давно уж нет. Белого белей... И всё давно - белым-бело, Не важно, что и где. Блестит январское стекло – Звездою на звезде. И тлеют свечи немоты В подсвечниках лесов, Где дням грядущим даришь ты Прошедших дней кольцо. Где, с белизной сливаясь, грусть Становится бела, Не видя звёздную игру Январского стекла. И на руке времён блестит Пространства аметист, И с веток памяти летит Тоски озябший лист. ...А на персте грядущих дней – Прошедших дней кольцо, В котором, белого белей, Как сон, твоё лицо! И пламя за пламя… И лёд зацепился за лёд, И пламя за пламя, и темень за темень. Лишь тот никогда не придёт, Кто ходит по кругу над нами, над всеми... И шар обратится в квадрат, Покуда не смеет живое, живое Всё мёртвое в поры вобрать, И гулкою, громкою стать тишиною... Какая безликая тьма, Когда беспощадно, когда бесполезно – Смертельная бездна сама Встаёт на дыбы над бессмертною бездной! И слово мерцает во тьме, Меняя оттенки, и смыслы меняя. И – что остаётся в уме – Пугает трезвоном пустого трамвая... Весы лесов Весы лесов. А на весах, как тень и свет, тоска в слезах. Стоит в березовой волне, как звук отчаянья в струне. И вес тоски лесной моей сгибает руки властных дней, Что тихо в том лесу бредут… И там и тут, и там, и тут Перекликаются они, мои берёзовые дни, Смыкая кольца пустоты, немногословны и просты. Какая тягость в голосах! Какая тяжесть на весах! И прогибаются весы, и ускоряются часы, Бегут вприпрыжку времена – туда, где темь и тишина, Где не сойти тоске лесов с лесами созданных весов, Где петли темени везде натянуты в ночи, и где На мрака шёлковую тень подвешен будет каждый день. Льняные сны… Льняные сны. Льняные дни. И лёд в моём окне. Тонка сверкающая нить Разлуки при луне. И лёд в глазах, и лёд в слезах, Повсюду и везде. В лесных полях, в степных лесах, В кладбищенской звезде… А снег летит, а снег поёт О чём-то ни о чём… Сверкает на оградах лёд Кладбищенским лучом. И тлеет медленная нить В томленье дней льняных. Разлука лунная звенит В оковах ледяных. А в паутине проводов Запуталась тоска, Гудит в объятьях гулких льдов, Как муха у виска! Я вижу сны: льняные дни Вдоль памяти бредут. Разлуки тлеющая нить Мерцает там и тут. Алая слюда Гирлянды ледяных шаров Звенят твоим морозным смехом. И леденится день, багров, И пузырится пенным эхом Заснеженная пустота В тени лилового куста. Во снегом вспененной глуши Купаются, плывут берёзы На острова твоей души, Где всё ещё бушуют грозы, Где жизни вязкая слюда Течёт в прошедшие года, В которых кружев белизны Январской много больше было, Цвели рябиновые сны Румянцем щёк твоих так мило, Что нетерпения хрусталь Разбить обоим было жаль! И в те года вплетала ты И спящих рощ немую чуткость, И смеха синие цветы, И скорого прощанья чувство. Но жизнь алела и текла В узорах льдистого стекла! Теперь твой смех, как свет, стоит В еловой темени сверкая, Слоится, множится, звенит, Как непонятность колдовская. Но жизни алая слюда, Увы, застыла навсегда! Декабрьские вариации Снегом сыплется тишина На дремотное постоянство, Что покоем легло в пространство, И колышется на волнах Бесконечных воспоминаний. А мороза шершавый шар С неба катится не спеша В лес, под лунными валунами. Звездноглазая темнота, Тихо кашлянув, посмотрела На покой, беспокойно белый, Одинока, грустна, густа. Было видно, как сонно, странно Сам в себя уходил декабрь… Снежнотелая ночь, гибка, Принимала лесные ванны, И хотела вина, вина! Пометелистей, да покрепче! Но, метелям назло, всё легче С неба сыпалась тишина… Счастье и осень Осень сверкает кленовой слезой, Стоя в брусничной метели. Катится с тучи небес колесо В звонкую струнчатость елей… Вечеру ветер дарует смычок. – Пусть непогода сыграет Льдистых мелодий высокий снежок, Музыку зимнего края. Осень, как счастье, сверкает слезой, Путаясь в тенях и свете, Птахою малою, птицей большой, Тем, чего нету на свете. Осень – продрогших небес воробей, Робкого счастья синица. В небо порхай, не робей, не робей! Счастье – не может присниться!.. Счастье – осенней тоски перламутр, Гаснущих дней неизбежность, Жизнь и судьба, уходящие в тьму, Злобы слепая погрешность! Каплет кровью день весенний… …Это жизнь ошибки множит, Ошибается, тревожит, Чёрным золотом блестя. И берёт апрельский ножик, Водит лезвием по коже Непослушное дитя. Каплет кровью день весенний На цветы, на свет, на тени, А бинты не привезли… Но пришла пора цветенья – Разбегаются растенья Во все стороны Земли! Кровь течёт. Ребёнок плачет. И над этою задачей Кто-то трудится в поту. Не гоняясь за удачей, Молодой, хмельной, ребячьей – Сочиняет простоту, Где ни крови нет, ни боли, Ни какой другой юдоли, Исправляя смерть и жизнь На цветущее бессмертье, И ошибки – вы поверьте – Обращает в миражи! И дитя уже смеётся, Ножик брошен, сердце бьётся И бодрее, и смелей. И щеночек солнце трётся О весеннее оконце… Загорайся, а не тлей! Пространство пьяно и воздушно… Пространство пьяно и воздушно лесным пронизано лучом. Открыта форточка на небе в лохматой сине-снежной туче. И снег облепливает ели и серебрит сосны плечо Пушистой памятью блестящей, сырой, рассыпчатой, летучей. И дым погибших душ – под солнцем – сверкает грустью декабря. Она кругами всё блуждает, порой незрима, нелюдима. Но – лишь пронзит еловый сумрак зимы пунцовая заря – И сразу видно, что по снегу бредёт походкой пилигрима Глухая грусть… Куда стремится по тропам снежно-ледяным? И почему круги дороги запутаны, витиеваты?.. Но луч последний исчезает, одни лишь призраки видны, – Грусть растворяется в морозе, и тлеет в пламени заката. Что-то как-то... Что-то как-то не очень весело В этом сумраке января. Все берёзы тоску развесили Цветом тусклого янтаря. Что-то как-то не очень верится В то, что будет, и в то, что прошло. Одинокое смотрит деревце На меня сквозь времён стекло. Времена мои потускневшие… Ну а деревцу – всё равно! И послал бы весь мир я к лешему, Да не можется: не дано!.. Одинокая злая молодость Наточила на старость нож. Не скопил я ни меди, ни золота. И ни сЕребра… ну так что ж!.. Ну и пусть!.. Небеса суровые В эту зиму. И снег большой. Будьте счастливы, будьте здоровые Люди, благостные душой! Наливаются ярыми соками Вены вьюжные злой зимы. И снега белизной высокою С горней падают полутьмы. И скрипит, и скрипит безвременье, А продрогшие времена Обеднели навек прозреньями, Позабыли все имена. И простор надо мной качается, Остужая моё чело. Всё кончается. Все кончаются. …Не кончается ничего! Короткие строки Уставшие веки. Уснувшие реки. Зима. Погибшая память. Стена между нами. И тьма… Дырявится вечер Морозной картечью Везде. И так одиноко На небе высоком Звезде… А в полдень два луча... А в полдень два луча на хрустале скрестились. И тучей проворчал за тюлем дальний лес. И солнечные силы по комнате бродили, И запах летней влаги долетал с небес. И тишина, запамятав свои аккорды, Играла грозовой стотысячный июль. От ветра осмелев, танцуя лихо, гордо - Метался по окну просолнеченный тюль. И ты смеялась слёзно. Небо грохотало. Я помнил этот миг и час, и день, и год, Когда в очах твоих навек отхохотала Святая молодость... Грозою небосвод Наполнился, как чаша с закипевшим чаем. Но пить его пришлось, увы, не нам, не нам!.. ...Я всё простил, забыл... не помню... не скучаю... И тихо говорю: спасибо временам. Город. Сумерки. Закат Времена и расстоянья. Бытие-небытие. Встреча. Близость. Расставанье. Колкой правды острие. Бесконечное – мгновенно. А мгновенье – навсегда! Остывают серой тенью Отпылавшие года. Ты идешь? нет, ты уходишь… Кто ты? Где ты? Нет тебя… За окошком осень вроде – Сиротливость ноября. За окошком парк, аллея. Город. Сумерки. Закат. Ни о чём не сожалею: Виноват… не виноват… Тишину сжигают звуки, И в сожжённой тишине Обращаются разлуки Пеплом памяти во мне. Этот пепел я рассею По вселенной ноября, Проливая на аллею Небо цвета янтаря. Когда близка апрельская капель... Когда близка апрельская капель, Всё выше ноты альта светлой грусти, Всё крепче ожиданий пенный хмель, Загадочней окраин захолустье. Ангиной времена воспалены. Скрипит калитка, спавшая всю зиму… По солнечным полянам бродят сны. И прошлое совсем невыносимо. Улыбкой неба ласково смущён, Зажмурился от солнечного счастья Прозрачный лес, ещё раз обречён На птичьи переливчатые страсти. Но всё же нет… чего-то всё же нет… Чего-то... а, быть может, и кого-то – Там, где сменяет тени яркий свет, Где зимняя разбужена дремота. И мир сжимает сердце до тоски, До хруста чувств, до хруста и до грусти. И крошатся на колкие куски В тяжёлый лёд закованные чувства. Старость Ты чуешь, как, сжимая времена, Ползёт по венам к сердцу злая старость! Какими бедами напоена Ничем не обратимая усталость!.. И старый стол, и серый шкаф, и мрак – Вот маркеры неспешного уюта. Устроен дольний мир совсем не так, Как хочешь ты, как хочется кому-то… И мутной паутиной пустоты Опутано грядущее, а в прошлом Не видно ни одной живой мечты, От настоящего так трудно, тошно! Пускает злобно щупальца свои Чернильный спрут голодных одиночеств И плющатся волшебные слои, Где доброта, любовь, и честь, и почесть… И серый леденящий дождь потерь С твоих обочин смоет страсть и радость… Скрипит, скрипит ржавеющая дверь В соцветие блестящих детством радуг. И скоро затворится навсегда! Померкнет всё, и спрут в момент ослабнет. Другие доживут свои года – Почти как ты – бессмысленно, бесславно… И сноп лучей, и контур тени... И сноп лучей, и контур тени В тебе живут, в тебе поют… Где вздохи, влага, шелестенье, Цветут болотные растенья, На май помножив твой уют. Блуждают чьи-то миражи. Шипит змеёй в трясинах время И, уползая в камыши, На миги мир земной крошит, И заостряются прозренья О том, что всё разделено На две неравных половины. Висит покоя шарик, но Мерцает майское панно. Ворчат под ним, урчат трясины. И, под шипение времён, Вкусив их медленного яда, Воспринимая мир как сон, Ты всё же не забудь закон, Что горе в счастье видеть надо! И ни криво, ни ровно... И не то чтобы ровно, И не то чтобы криво, Бессловесно, бескровно И, бесспорно, красиво Заострённые грани Воздух режут лучами. На прозрачном экране Пляшут тени печали… Мы, конечно, устали, Мы, конечно, забыли. Не коснулись устами Ни азалий, ни лилий… Но на плитах гранита Высекали ножами То, что было забыто, Что исчезло меж нами. И ни криво, ни ровно. И навряд ли красиво. Но творила добротно Бескорыстная сила. Незримый призрак По кругу полной бесполезности Ползёт безликое терпенье... В лучах апрельской алой нежности Времён весенних слышу пенье. Кипит в закатной пене озеро, Сливаясь с плавящимся небом, И воздух гаснущими розами Грустит над синим талым снегом. И кровоточат раны прошлого: Зарубцевавшиеся раны, Когда берёзовыми рощами Плывут апрельские туманы. И - кажется - что ходит около Лесных полян в лиловых елях Тот, от кого так сердце ёкало, Когда всё куталось в метелях! Теперь, корявый, он сутулится, Хромает, шаркает, вздыхает, Как будто летним днём по улице Идёт, окутанный мехами. Зимы прошедшей привидение, Которому неловко, жарко! Оно лишь чувство, ощущение. И призраку не долго шаркать... Но мера некой неизбежности Веселья, плача, гула, шума Висит в апрельской алой нежности, И лень печалиться и думать. О том, что всё - неповторимое! О том, что всё, увы, проходит! Но призрака зимы незримого Мне отчего-то жалко вроде... Ворожея, ворожея… Остриями спящих ножниц режет пасмурные ткани, Обрывая швы кривые, ворожея, ворожея… И дрожит звездою тусклой бытие на дне стакана, Ускоряется планида, на опасном вираже я!.. Ворожея тихой жизни! Не спеши! Не торопись ты! Разрезая злые ткани, не серчай, не суетись!.. За окошком день осенний, за окошком день неистов. Бледным бликом ускользает по листве опавшей мысль. На кристалле беспокойства возгораются все грани Алым цветом, ярким светом, и мерцают, и горят – Так, что Позднее, встречаясь с бесконечно малым Ранним, Разговаривает злобно, громко, обо всём подряд. Ворожея, ворожея, вот и кончились все ткани! Что же будет? Как же будет? Отчего ты не грустишь?.. Угасает пламя чувства и звезда в моём стакане. Тихо в воздухе осеннем, но коварна эта тишь! Стихотворною строкою… ("Корабли вечерних улиц...") Корабли вечерних улиц Проплывают в бухты ночи. Отражения проснулись. После сна им тяжко очень. Амальгама беспокойства, Будто бабочка, трепещет, Непонятная, как космос, Как туман, густой, зловещий. Шевелит еловой бровью Опрокинутая в вечность Ночь, живущая бескровно, Тихо и бесчеловечно. И плывут из ниоткуда То ли буквы, то ли числа, Так похожие на чудо, Без какого-либо смысла. И молчат во тьме глаголы, Упреждая вектор действий, И звенит звездою голос Оживающего детства. Чем ослепительней блеск… Мыслей тропический лес Вырос на пепле ума... Чем ослепительней блеск, Тем бесконечнее тьма. Мыслей тропический лес Вырос, а в нём муравьи Жалят с восторгом и без Труп ещё тёплой любви. Катится яблоком день В жёлобе ровных времён. Мыслей невнятная тень Падает в плоскость имён Тех, кто ещё не в земле, Втоптаны в пепел ума... Чем ослепительней блеск – Тем безнадёжнее тьма! Чувства – буквы алфавита... Чувства – буквы алфавита. Строчки – тайнопись сердец. Dolce Vita! Dolce Vita! Нетускнеющий венец! Ожидаемая всеми, Освети мой тихий стих. Закольцованное время – В измерениях, каких? Событийными кругами, Как вернуться мне туда, Где разучивают гаммы Красота и простота, Где сквозь поры вязких правил Доброты течёт вино, И где темени убавил Тот, с которым так темно? Мысли – графики, таблицы… Dolce Vita! для чего: Злые сумрачные лица И тревоги существо? Мартовское Свет берёз в окно струится, Свет берёз и свет осин… Дни крылатые, как птицы. Пламень марта негасим! Окуни в закаты сердце, В ночи – душу окуни. Колыханий вешних герцы Ощути: везде они! В гулком мареве закатном, В слёзной утренней тиши – Ты почувствуешь: обратно Нет дороги для души! Только робкие мгновенья, Прячась в облаке берёз, Как времён счастливых звенья, Призадуматься всерьёз Над былым тебя заставят И вернут тебя туда, Где в мечтах о счастье, славе Протекли твои года. Те мгновения растают, Веру в прошлое губя. Но деньков апрельских стая На крыло возьмёт тебя… В истории общих историй... В истории общих историй Всегда не хватает одной: Полёта судьбы на просторе Над яркой мечтою земной. Где множество сказочных звеньев Сплелись в событийный узор, Весёлый жасмин вдохновенья Расцвёл, украшая простор. Бежали пугливые ночи В промытые грозами дни. На счастья лиловый звоночек В бегу нажимали они. И красные искорки звука Во мне зажигали весну, Добро приносила разлука, Беда отходила ко сну. В истории всяких историй История счастья нужна, В которой на звёздном просторе Гуляя, смеётся весна! И дует из юности ветер, И падает небо в траву… И то, чего нету на свете, Я вижу, как сон, наяву! Это... Я к тебе обращаюсь: «Скажи!..» А в ответ – торфяное молчание. Этот страх, эта смерть, эта жизнь – Веток сосен покой и качание. Это – ржавенький велосипед Поздних дней, на котором тихонечко Я въезжаю туда, где рассвет Вижу через закатную плёночку. Ты вздыхаешь. Молчишь. Я молчу… Бесполезное сосен качание… По лесному гуляют лучу Наши вздохи и наши молчания. В раскалённой чувственной печи В раскалённой чувственной печи Плавится чугун воспоминаний. На часах густеющей ночи – Маятник пустотных колебаний. Смолы бесконечности шипят, Пузырятся правдой липкоструйной, И вскипает знаний пенный яд, И звучат расстроенные струны Резвости ржавеющих ветров. Грозы рассыпают молний знаки В густоте бессмысленных миров, Где явленья вовсе не двояки. Крошится бессмертия свинец Молотом событий бесполезных. Суеты серебряный скворец Улетает, замолкая, в бездну. Потому что это быть должно. Быть должно всегда. Никак иначе! Сквозняки… Разбитое окно… Вечно нерешённая задача… Едет колесо... Едет колесо небес по дороге звёздной. И визжит на виражах тормозом луны. Озирается в ночи шаркающий воздух. Просыпаются в лесу страха валуны. Ускоряясь, колесо тучами дымится. Пар исходит от него смехом снов лесных. Ускоренье колеса тонкое, как спица, Как игольчатая злость северной весны. Вдоль дороги города дремлющих галактик. А под нею густота суетной Земли, Где бликует добротой детства липкий фантик, Где бумажные плывут в лужах корабли… По асфальту звёздных трасс, гравию квазаров Мчится, мчится колесо, набирая темп… Обрываются в лесах струны на гитарах. Обращаются леса флейтами затем. Судьба и клоун Моя судьба в руках у клоуна, Который сцену позабыл. Помята им, слегка поломана… Судьба поломанной судьбы – Валяться в чёрном пыльном ящике, Что за кулисами стоит И видеть шарики горящие В руках факировых обид… А клоун сам давно состарился И ловкость в прошлом потерял. Судьбу мою – мою страдалицу Пустил в расходный материал: Он вынул, бедную, из ящика, Её старьёвщику продал, И на копеечки звенящие Купил души моей кристалл. Душа не старится, не портится, Легка и вечно молода. Он с ней кривляется и корчится Теперь на сцене без труда!.. За стеной - стена… А. Я. За стеной стена. За волной волна. Лента вечности извивается. Боровая ночь. Небеса. Луна. Ты чего не спишь? Спи, красавица! Тишина болот лунный саван шьёт. Преходящее – уходящее! Сто шагов назад. Сто шагов вперед. А кругом – одни ночи ящеры. Почему не спишь?.. Темень ткани ткёт, Непрозрачные, но белёсые. А в плечо ночИ, точно в чёрный мёд, Времена впились злыми осами. Закричала ночь и сбежала прочь. Улетели с ней с шумом ящеры… Не уснуть тебе, и тоску толочь Неизбывную, настоящую!.. Но бесшумно вдруг отворилась дверь В терем солнечный, в терем утренний. Посмотри вокруг, как светло теперь! Разбросай мечты златокудрые!.. За стеной стена. За волной волна. Лента вечности извивается. За окном весна спелым днём полна – Для такой, как ты! Для красавицы! Творителем пришёл... (сонет) Творителем пришёл и растворился в дымке Крутящихся огней недетской суеты. Роса его души – весенние цветы. Краса его чудес – две тёплые дождинки... В других мирах везде гуляют невидимки. Он был одним из них, но дух его остыл. Вернулся он сюда, где звёзды и кресты Слились в одной тоске - в едином поединке! Сверкают времена в пустых его глазах, Бессмертие – в устах, в руках его – лоза, Где спелый виноград космического бреда! И хлещут по щекам хвосты его комет, Что выдуманы им, которых нынче нет, Но мыслями о них весна его согрета. Осень – битое стекло... Осень – битое стекло. Давнего хрусталь. В небе тихое тепло Растопляет даль. В небе – мутное ничто, И вокруг – никто. Буреломных вёрст на сто – Заячий простор. Щелочная тишина – Сзади, впереди – Растворяет времена У меня в груди… Опрокину я стакан Грусти сентября: Заискрится в облаках Тусклая заря. В чёрном зареве лесов, Будто детский сон, Потеряю я кольцо Золотых времён. Но светлее тёплых слов Прошлые года. Осень – битое стекло. Это навсегда! Неразличимость Сверкает строка поднебесных высот Огнями искристого неба, И молния страха пронзает висок Стрелою погибшего гнева. И я обращаюсь в нелепый волчок, В ряды поредевших мишеней… В просторах покоя играет смычок На струнах скорбей и лишений. И боль ниоткуда… и гнева стрела… И чувства, и мысли, и страсти – Всего лишь сосны нетерпенья смола И вкус восклицания: «Здрасьте!..» Но каждый отмечен никем и ничем. И сути их неразличимы. Как чёрные пятна в прозрачном луче, Как миги, бегущие мимо!.. Будто сон Я стоял и смотрел, как бежала она, Как бежала она и как пела. Громыхала война и кипела волна. Но какое до этого дело! Песня – влага лесов, песня – тающий день И времён беспокойные воды. А мотив – краснорогий закатный олень На вечерних лугах небосвода. И бежала она, и смеялась она, И бессмертие вслед ей глядело Голубыми очами весеннего сна, Непонятного миру предела. Небеса это сон. И Земля это сон. И бегущая снится мне, снится В непонятных просторах забытых имён, В обратившихся пеплом страницах. Прибежала она. Запыхалась она. Повернулась ко мне. Улыбнулась. Пусть грохочет война и вскипает волна. Лишь бы всё никогда не проснулось! (с) Борычев Алексей Леонтьевич